Под покровом ночи [litres] - Элизабет Гаскелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ко всеобщему изумлению, мисс Уилкинс без малейших колебаний рассталась с обстановкой Форд-Бэнка. Даже мисс Монро была слегка фраппирована столь явным отсутствием у Элеоноры каких-либо сантиментов, хоть и держала свое мнение при себе и, напротив, оправдывала решимость своей воспитанницы, рассказывая направо и налево, как мудро она поступает: громоздким, помпезным столам и креслам совсем не место в тесных комнатушках их будущего дома на соборном подворье в Ист-Честере. Никто не ведал, что Элеонорой движет так называемый инстинкт самосохранения, побуждавший ее любой ценой, хотя бы через адовы муки в настоящем, избавиться от навязчивого кошмара воспоминаний. Она мечтала начать новую жизнь в далеком чужом краю, в незнакомом доме, свободном от призраков прошлого, – ей казалось, что для нее это единственный шанс не сойти с ума. Только бы продержаться до того часа, когда с приготовлениями к переезду будет покончено, не раз думала она. Бедной девушке не с кем было поделиться своими чувствами – кому, кроме Диксона, могла бы она довериться? Да и не сумела бы она разобраться в них, объяснить их даже самой себе. Все, что знала Элеонора, – это что она на грани безумия. А если разум изменит ей, она может нечаянно выдать отца! За все время сборов она ни разу не всплакнула, словно ею овладела покорная безучастность. И только когда мисс Монро, жалобно всхлипывая, призвала ее выглянуть в окно почтовой кареты и кинуть прощальный взгляд на церковный шпиль оставшегося позади Хэмли, на глазах у нее выступили облегчающие душу слезы.
Темным октябрьским вечером Элеонора впервые увидела подворье собора в Ист-Честере, где ей предстояло провести остаток дней. В отличие от Элеоноры, безвыездно сидевшей в доме священника все последние недели их пребывания в Хэмли, мисс Монро совершила несколько рейсов в Ист-Честер и обратно и теперь ощущала себя радушной хозяйкой, которая с гордостью показывает дорогой гостье свои владения – красивый старинный город и их будущий общий дом.
– Смотри, прямо за этими старыми стенами – сады каноников, только сейчас из-за нашего багажа кучер повезет нас в объезд. Островерхая крыша, в том месте, где из стены растет очиток, – дом каноника Уилсона; я буду давать уроки четырем его дочкам. А вон соборные часы! Как я любила в детстве слушать их гулкий низкий бой! По сравнению с ним голоса других церковных часов в нашем городе казались жиденьким дребезжанием, и я очень гордилась «своими» часами. Видишь, грачи возвращаются в гнезда на вязах – может быть, те же самые, что жили в садах на подворье, когда я росла. Говорят, грачи живут очень долго – я уверена, что это те же самые! Отлично помню, как они кричали тогда… Вижу, ты улыбаешься, Элеонора, но теперь я понимаю, что значат строчки из Грея, которые ты так мило декламировала: «От вас ветр легкий повевает, и с крыл прохладу мне лиет; покоит душу утомленну, вторую мне весну дает»[18]. Ну вот мы и приехали. Мощеная дорожка ведет к парадному входу, но самые уютные комнаты у нас на задней стороне, оттуда видно все подворье – и собор, и липовую аллею, и покои декана, и гнездовье грачей.
Дом был крошечный, кухня помещалась рядом с входной дверью, оставляя некоторый простор для столовой, откуда через застекленную дверь можно было выйти в огороженный садик, а оттуда – на соборный двор. Наверху, на фасадной стороне, была спальня, которую мисс Монро выбрала для себя, пояснив, что хотела бы видеть из своего окна столь памятные ей задворки домов по Хай-стрит; Элеоноре она отвела уютную комнатку прямо над маленькой гостиной – из этих помещений открывался вид на большой, торжественно-красивый собор и все исполненное мирного достоинства подворье. Ист-честерский собор построен в нормандском стиле, с невысокой массивной башней, величественным нефом и хором[19], в котором тесно от исторических надгробий. Элеонора сразу стала регулярно ходить на утренние и вечерние службы. Молитвенная атмосфера храма благотворно действовала на ее истерзанное сердце, а необходимость строго соблюдать церковный распорядок заставляла ее делать над собой ежедневное усилие: лучшего средства против хандры, пожалуй, нельзя было придумать.
Постепенно мисс Монро обросла кругом общения. Она то и дело находила в городе старых друзей или их отпрысков, а кто-то и сам находил ее. Серьезные, но неизменно доброжелательные каноники, чьим детям она давала уроки, иногда навещали ее вместе с женами, чтобы потолковать о прежних деканах и капитулах – кого-то она знавала лично, кого-то понаслышке; выйдя от нее, они говорили меж собой о ее хрупкой молчаливой подруге мисс Уилкинс и о том, какими плодами из фруктового сада или заготовками на зиму можно было бы разнообразить рацион мисс Монро, чтобы сделать его чуть более соблазнительным для худосочной Элеоноры: хозяйкой дома по умолчанию считалась мисс Монро, особа деятельная и во многих отношениях замечательная. Со временем Элеонора тоже нашла путь к их сердцам, не столько словами и делами, сколько всем своим милым обликом и кротким нравом, и, конечно, ее регулярное присутствие на службах в соборе не прошло мимо их внимания. А когда прошел слух, что Элеонора постоянно наведывается в приходскую школу и порой люди видят, как она идет в бедную хижину с каким-то котелком в руках, каноники принялись зазывать ее к себе на чай: мисс Монро была частой гостьей за их столом, и они надеялись уговорить Элеонору составить ей компанию. Раньше других с Элеонорой подружился декан, обходительный старый джентльмен и добрый христианин. Заметив из окна своей роскошной библиотеки, как она открывает садовую калитку, он спешил к двери, чтобы пройтись вместе с ней, и